Для Толстого большое значение играла внешность персонажей. Описывая внешность того или иного героя, писатель выражал свое отношение к нему. Кроме того, внешность персонажа порой способна сказать о его характере и внутреннем мире очень многое.
Любимые персонажи Толстого вызывают у читателей симпатию при одном лишь портретном описании. Вспомним, например, Наташу Ростову. Впервые читатель знакомится с ней на именинах у Ростовых. Она «некрасивая, но живая». И эта живость, жизнерадостность Наташи значит гораздо больше, чем правильные черты лица, красота в строгом смысле этого слова. Богатый внутренний мир значит для Толстого гораздо больше, чем правильность черт.
Или княжна Марья. Она ведь действительно некрасива, и автор постоянно это подчеркивает (черты лица, худоба, бледность). Но какие лучистые у нее глаза! И героиня уже не кажется читателю непривлекательной. К слову сказать, взгляд персонажа – это одна из самых важных деталей для Толстого, ведь глаза – это зеркало души и отражение внутреннего мира человека. «Умные» глаза у старика Болконского, прямой взгляд у его сына Андрея… Взгляд не может обманывать. Болконские – действительно благородная и честная семья любящих друг друга людей (даже если не всегда это показывающих).
Любовь меняет внешность человека. Некрасивая княжна Марья, на удивление Бурьен, увидев Николая Ростова, дивно хорошеет. Изменяется и лицо умирающего Андрея Болконского: оно светлеет. Перед смертью Андрей познает истину и испытывает любовь ко всему человечеству.
Гармония видна и во внешности Платона Каратаева: его сложно представить суетливым, он «круглый» (как говорит сам автор).
Совсем другими выглядят нелюбимые герои Толстого. Они могут обладать правильными чертами лица, однако в них не видно глубокого внутреннего мира. Лицо князя Василия – плоское и ничего не выражающее. Анна Павловна Шерер улыбается улыбкой кокетки, которая уже давно не идет ее постаревшему лицу. В них видна неестественности, отсутствие истинной духовности. Элен и Вера Ростова красивы, однако их красота – кукольная, и , как сказал бы Пушкин, «в них жизни нет». |